— Успокойся, — только и сказал он и Гуннар втянул полные легкие свежего предрассветного воздуха. Его дружинники, удивленные тем, что их подняли так рано, да еще и непонятно для какой цели, топтались во дворе длинного дома, куда определил Булата и его людей Гуннар. Бросив взгляд на сонных воинов, северянин махнул рукой.

— Расходитесь, — сказал он обреченно, понимая, что Булат куда-то спрятал от него плясунью. Для себя припрятал не иначе. А может уже вовсю пользует где-то на задворках!

От такой мысли злость затопила сердце Гуннара. Он заскрипел зубами и шагнул прочь со двора.

— Она моя! Моя! — билась одна мысль в его голове, — Найду, украду, заберу! — стучало сердце, а разум тихо шептал, — Да что же это такое? Что с тобой, Гуннар? Разве это ТЫ???

Торстен догнал вождя. Пошел рядом.

— Не переживай. Булат все равно вернется и тогда мы с ним поговорим!

— Поговорим, — кивнул Гуннар и жестко улыбнулся. О, да… Он поговорит с этим посланником, да так поговорит, что тот надолго забудет, как уводить из-под носа Гуннара понравившихся ему женщин.

Булат лежал на сеновале, запрокинув лицо в светлеющее небо. Вот оно из совершенно черного стало серым и яркие звезды медленно меркли, сползая к горизонту. Затем облака окрасились в розовую кайму, потекли чуть быстрее, гонимые ветром. Где-то запела одиноко птица, но Булат не слышал ее песни, думая о своем.

— Ну ты и дурень! — сказал он сам себе, — Решил поиграть в благородство? — рыжеволосую танцовщицу он захотел так, как давно не хотел женщину. После смерти Лорри, Булат долго приходил в себя и мучительно восстанавливался, заставляя себя жить. Она так и не отпустила его полностью, приходя во снах с улыбкой голубых кристальных глаз, таких глубоких, как Северное море… А вот теперь образ поблек. Всего за одну ночь живая, словно сам огонь, юная девчонка прогнала северянку, затмив собой ее белокожее лицо. Булат злился на себя. Злился на то, что по какой-то причине не смог отдать девчонку Гуннару и сам не воспользовался тем, что давалось в руки. Он хотел ее до боли, но отпустил. И даже более того, прогнал сам прочь от себя.

— Наверное, я старею, — и на губы легла грустная усмешка.

Девчонке едва под двадцать…ему уже за тридцать…

Булат тяжело вздохнул и закрыл глаза.

— Разве можно полюбить так сильно снова, когда уже отчаялся обрести покой? — спросил он у Богов, что собирали звезды над его головой.

Боги не ответили. Как не ответили и тогда, когда он спрашивал у них, зачем они отняли у него Лорри…

— Сегодня я уеду, — подумал он, — Но сперва следует позаботится о том, чтобы Верея и ее старик выбрались из города, и я могу это устроить. Вряд ли Гуннар обезумел до такой степени, что захочет нарушить договор, что они заключили. Не станет он поступать так опрометчиво, ведь дураком Булату не показался. Вполне разумный мужчина, хотя и северянин.

Прятаться Булат не привык. Если надо, мечом разрешит спор с Гуннаром, но девчонку в обиду не даст.

… Птицы запели еще громче. Солнце выглянуло на востоке, швырнув щедро света по всей земле, а Булат продолжал лежать на сене, заложив руки за голову.

— Пусть поспят, — подумал он про Нечая и его воспитанницу, — Время еще есть…

Дьярви уходил не прощаясь. Окинул прощальным взглядом заснеженную долину, столько долгих лет служившую ему домом и бросил взгляд через плечо, туда, где сидел кряжистый мужчина с лукавой улыбкой больших круглых глаз.

— Готов? — спросил его Хрёдерик и чуть нахохлился, скорее по привычке, чем в насмешку, но Дьярви воспринял это именно так, а не иначе.

— Готов! — подтвердил он и начал обращение.

В отличие от своей матери, Брунхильды, Дьярви превращался быстрее. Он во всем превосходил ее, кроме волшбы. Тут белая волчица была впереди всех из стаи. Самая умелая и самая сильная, она обладала магией воды и ветров. Снега подчинялись ей и находились в ее власти. Дьярви же эту силу только недавно начал постигать. Ему по нраву больше были драки с самцами из стаи, демонстрация силы перед молодыми самками, которые смотрели на своего будущего вождя и предводителя ласково и маняще. Но Дьярви еще рано было выбирать себе пару, да и он сам не торопился связать свою жизнь с одной единственной, ведь у волков это раз и навсегда! Стоило быть более избирательным. О любви Дьярви пока не думал. Он еще не знал ее.

Хрёдерик подошел к огромному пепельного окраса волку и с ухмылкой водрузил ему на спину огромный тюк. Завязал под животом ремни, одобрительно хохотнул, получив за это раздраженный взгляд оборотня, а затем отступил назад и подпрыгнув вверх, с силой ударился всем телом о ледяной пол. Мгновение и в небо взвилась огромная сова. Она что-то проухала с высоты и полетела за молодым волков, начавшим свой бег…

… Брунхильда следила за сыном с высоты ледяной скалы, за которой пряталась, пока Дьярви готовился покинуть дом. За ее спиной стоял мужчина, тот самый, со шрамом.

— Ушел! — произнес он.

— Ушел, — подтвердила Брунхильда и повернула к самцу свое лицо. Улыбнулась мягко и одновременно решительно, — Останешься за старшего, Хавган, до моего возвращения! — и поправила сама себя, — До нашего возвращения!

— Разве ты не можешь остаться? — спросил мужчина, — Твой сын достаточно умен, чтобы справиться самому.

— Я знаю, — она кивнула и откинула назад длинные волосы, представ перед самцом во всей своей красе, — Но это мой сын и я боюсь за него. Я знаю, что Асгейр будет следить за Дьярви и он конечно же, не тронет его, пока они не найдут Огонь, а вот что будет дальше… — и стала оседать на глазах у Хавгана, — Береги стаю, — сказала она и опустилась на четвереньки уже в образе огромной белоснежной волчицы, а затем побежала в ту сторону, куда ушел ее сын в сопровождении совы.

Глава 5.

Утро застало княжну в ее опочивальне. Она сладко зевнула, потягиваясь всем телом и откинула тонкое одеяло, повернувшись на бок как раз вовремя для того, чтобы заметить нянюшку, тихо отворившую двери и проскользнувшую в комнату. Лебедь проследила полуприкрытым взглядом из-под ресниц за тем, как Янина открывает ставни, впуская солнечный свет и произнесла:

— Доброго утреца!

Старушка вздрогнула и обернулась к девушке, которая довольно улыбаясь свесила ноги с высокой кровати и снова потянулась, словно цветок к солнцу, раскинув в стороны тонкие руки. Ткань сорочки обтянула стройное тело, подчеркнула плавные формы, а Янина прошаркала к воспитаннице и села рядом.

— Чего радостная такая? — спросила она.

— Сон снился хороший, — ответила княжна, уронив руки.

— Ага, — кивнула старуха. Что могло такого сниться девушке, что она так улыбается? Парень какой-то, да поцелуи.

— К отцу пойду вот после завтрака, — Лебедь спрыгнула с кровати.

— Хочешь еще раз поговорить про свадьбу? — уточнила Янина.

— Да. Хочу попросить, чтобы время мне дал, да как следует познакомится с женихом. Думаю, на такую малость он согласится, тем более, что сам сказал, будто Гуннар этот дом нам начал строить большой. А дома, сама знаешь, за неделю не вырастают.

Старуха кивнула.

— Ну поди, попробуй, — согласилась она.

Лебедь указала на сундук тонким пальцем.

— Платье, — коротко приказала.

Янина поднялась на ноги. Подошла к сундуку и откинула крышку.

— То, зеленое, что вчера сверху положила, — велела княжна.

Пока Янина доставала платье, в комнату снова вошли. На этот раз служанка, принесшая воду для умывания.

Когда Лебедь вышла из своей комнаты, неспешно шагая к лестнице с нянькой, топающей за спиной, она была готова к предстоящему разговору, полностью уверенная в том, что в этот раз ей удастся убедить отца повременить немного со свадьбой. А там поедет в гости к так называемого жениху, да хоть посмотрит на него…одним глазком.

— Главное без слез и истерик, — сказала она себе, прежде чем вошла в горницу, где за накрытым столом сидел князь, ее отец.

Поклонившись да поприветствовав отца, как подобает примерной дочери, Лебедь заняла свое место напротив отца и принялась есть, поглядывая на лицо князя, который в свою очередь, косился на нее с недоумением. Ведь только вчера говорила, что видеть его не желает, что скорее умрет, чем выйдет за нелюбимого, а тут такое послушание и умиротворение на лице. Что такого удивительно могло произойти за одну ночь, что княжна так переменилась нравом.